Багруша

Чарджоуская пятерка по физике

Подробности

Создано 05.10.2015 22:33

Автор: Владимир Багров

Просмотров: 6240

Вот и наступил День учителя – праздник, который всегда пробуждает много приятных и дорогих сердцу воспоминаний. Я уже рассказывал об учителе русского языка и литературы Ирине Альшевской, преподавателе черчения Владимире Мишутушкине. А сегодня поведаю об учителе Соломоне Павловиче Гельштейне из железнодорожной школы №22 города Чарджоу (Туркмения).

Учитель физики и одновременно завуч Соломон Павлович жил с семьей в пристройке (на снимке она располагалась справа) прямо в школьном дворе.

Он совершил поступок, который я никогда в жизни не забуду. На выпускном экзамене по физике Гельштейн (крайний справа) был и председателем комиссии, и учителем, который вел у нас предмет.

Кроме него в комиссию входили молодой физик Балабанов и классный руководитель Николай Ильич Евтушенко (второй слева).

Когда я ответил на основные вопросы, Соломон Павлович задал всего один дополнительный. Я и на него ответил. Но остальные члены комиссии решили не отставать, и я отбивался, как мог, пока Гельштейн не остановил эту экзекуцию словами: «Молодец. Иди!».

Но самое интересное случилось при объявлении итоговых оценок. Годовая у меня была – 4, а за экзамен – 5. Так вот, когда нас запустили после экзамена за оглашением результатов, то Соломон Павлович объявил мои оценки так: «Годовая – 4, экзамен – 5, в аттестат – 5. Класс взорвался ревом одобрения. Потому что это было против всех правил, учрежденных чиновниками образования...

Соломон Павлович был низенького роста. Постоянно носил круглые очки. Говорил тихо и никогда не кричал, и не нервничал. Был очень живой и веселый. Часто подшучивал на уроках, при этом сам так дружески смеялся, что его шутки никого не могли обидеть.

Оскорбительное слово (притом литературное), произнес при нас только однажды, на хлопке. Произнес непривычно для себя громко, и это тоже был поступок.

Дело было так. На хлопке мы жили в помещении колхозной школы. Почти все спали на матрацах, а меня родители отправили с раскладушкой. Из-за ее размеров, место мне досталось точно в центре класса. Однажды перед сном в нашей комнате смеялись, баловались и не давали отдыхать остальным.

Кто-то из учителей приходил, успокаивал, кричал, выключал свет. Но мы снова включали и продолжали бузить. Третьим успокаивать пришел Соломон Павлович. Все прикинулись спящими (при свете то) и даже похрапывали. Я чуточку приоткрыл глаза и обалдел. Соломон Павлович медленно приближался к моей раскладушке с огромным половником на длинной ручке, тем самым, которым кашевары помешивали в котле.

Наблюдая за действиями Соломона Павловича, я никак не мог понять, зачем ему понадобился этот инвентарь. Ведь длина половника примерно равнялась росту Соломона Павловича. Когда он подошел вплотную к раскладушке, то взмахнул своим «оружием». Я от страха закрыл глаза...

В ту же секунду раздался взрыв... и комната погрузилась в темноту, а на меня посыпались осколки стекла. Никто ничего не понял. «Сволочи!» – громко сказал в темноте Соломон Павлович и пошел к выходу, хрустя стеклами от лампы в 250 вт. Больше мы не издали ни звука. Утром подмели стекла, которые остались после того, как Соломон Павлович разнес вдребезги электролампу, висевшую на проводе прямо над моей раскладушкой…

На втором курсе Фрунзенского политехнического института я приехал после зимней сессии на каникулы в Чарджоу. Конечно, отправился навестить родную школу и попал под веселую руку Соломона Павловича. В учительской при всех он сказал, что видел меня в Ташкенте перед Новым годом.

Я сказал, что в Ташкенте я не был, так как учусь во Фрунзе. «Спорим, что видел», – вдруг заявляет Соломон Павлович и тянет руку для спора. Все учителя бросили свои занятия и с интересом стали прислушиваться. А Соломон Павлович: «Что боишься!». Ударили по рукам.

После этого он и говорит, что ездил под новый год на конференцию физиков в Ташкент. Сижу, говорит в гостинице с коллегами и вдруг вижу Володю Багрова. Учителя во все глаза смотрят на меня. «Да, не было меня там», – говорю я, – «Шутит Соломон Павлович».

И тут он говорит, что у них в номере работал телевизор. Педагоги, обступив «телек», смотрели КВН, смеялись, обсуждали. И вдруг Соломон Павлович, показывая на экран, говорит: «А это мой ученик». Все удивленно поворачиваются к нему.

«Я не шучу», – говорит Соломон Павлович и называет коллегам мою фамилию... «Ну, что и теперь будешь утверждать, что я тебя не видел». Я был потрясен. Действительно, я входил в сборную команду КВН политехнического института. Мы даже три года были чемпионами республики. И встречи между вузами снимало киргизское телевидение. Но я не знал, что передачи транслировались и на Среднюю Азию, и тем более не мог предполагать, что в Ташкенте передачу мог увидеть мой любимый учитель.

Когда я спросил Соломона Павловича, что же он хочет в качестве выигрыша. Он сказал, что – ничего. Выигрыш он уже получил, тогда в Ташкенте. «Вы не представляете», – сказал он нашим учителям, – «как мне было приятно видеть его (показывая на меня). Коллеги тогда в гостинице мне очень завидовали», – закончил он свой рассказ.

А мне остается сказать, что многим, чего я достиг в физике, в первую очередь обязан Соломону Павловичу и как учителю, и как человеку, поверившему в меня и отстоявшему мою пятерку по этому предмету в аттестате.

 

В тексте использованы снимки из архива сына Соломона Павловича.