Багруша

Каракумские «часы» Юрия Трифонова отсчитали 93 года

Подробности

Создано 28.08.2018 10:15

Автор: Владимир Багров

Просмотров: 2425

Сегодня, 28 августа, известному советскому писателю Юрию Трифонову исполнилось бы 93 года. В 1952 году лауреат Сталинской премии, звездный по тем временам, за нашумевший роман «Студенты», автор, отправится из Москвы в Туркмению, в пески Каракумы. В столице останется красавица жена, оперная певица, солистка Большого театра Нина Нелина и годовалая дочь – Ольга.

 

Мало того, Трифонов не просто поедет. Он зачастит в эту солнечную республику и успеет в течение 10 лет побывать в ней восемь раз! Что толкало этого на гребне славы московского писателя раз за разом отправляться в дальние и сложные путешествия? Почему столичный житель так стремился в пустыню?

Дебют Трифонова в 1951 году был действительно блестящим. Дипломный роман выпускника Литинститута «Студенты» был напечатан Твардовским в «Новом мире». 25-летнему автору была присуждена Сталинская премия, выдано огромное, по тем временам,  денежное вознаграждение, позволившее приобрести машину и даже нанять личного шофера, отстроить загородную квартиру, жениться на красавице из Большого театра.

Но через год эйфория пошла на убыль. В мае 1952 года завистники попытались исключить Трифонова из комсомола, как умолчавшего об аресте в 1937 году своего отца. К тому же читательский интерес уже переключился на другие литературные новинки. Деньги от премии истощались, «Победу» пришлось продать, а шофера уволить. Основной кормилицей в семье стала жена Трифонова, стремившаяся создать для Юрия все условия для творчества и верящая, что сталинские премии можно получать каждый год. Правда, главная беда была в том, что Трифонов не знал о чем писать. А проблема появление второй книги стояла очень остро. И тогда он отправился в «Новый мир» просить командировку.

Твардовский предостерегал: «Только, бог ты мой, не пишите продолжения! – и далее советовал: – Вы теперь должны поднять новый пласт. Поехать куда-то на стройку, на завод».

Память о репрессированных родителях делала революционную тему для Трифонова и слишком болезненной, и слишком рискованной. Что касается военной темы, то он, не побывав на передовой, не мог состязаться с писателями-фронтовиками. Оставалась трудовая тема, которую надлежало воплощать в стандартах социалистического реализма. Ее следовало раскрывать масштабно и по пролетарски, то есть герои – рабочие, труд – сродни подвигу, а свершения – на общегосударственном уровне.

Выбор Трифонова пал на Туркмению, где строился Большой Каракумский канал. Там решались задачи не только освоения пустыни, но и культурного развития региона в свете национальной политики партии. Тяжелейшие условия труда порождали производственные конфликты, на которых можно было построить крепкий сюжет. Удаленность от Москвы и экзотическая романтика вселяли надежду, что можно будет обойтись без излишнего политизирования. Просто прославлять стройки и писать очередной репортажный роман с ходульными персонажами Трифонов не хотел, – он уже достаточно уважал себя как писателя. И, конечно, понимал, что трафаретное произведение вряд ли принесет ему большой успех.

Сам Трифонов объяснял свое решение детским впечатлением от среднеазиатской повести К. Паустовского «Кара-Бугаз» (1931). Паустовский описывал пустыню с научной точки зрения, делая проекцию на ее развитие в будущем. Знаменательно, что его предсказания об использовании солнечной энергии, казавшиеся в 1930-е годы научной фантастикой, в настоящее время стали сбываться.

Идея орошения пустыни, поворота рек была очень древней. Как высокопарно выражались люди Востока: «Поворот Амударьи из Арала в Каспийское море – вековая мечта туркмен». Правда, никто не мог предвидеть последствий – обмеления Аральского моря и экологической катастрофы. В начале 1950-х годов люди искренне верили, что канал полностью изменит жизнь республики, «превратив пустыню в цветущий сад». И Трифонов тоже в это верил. Кроме того, после окончания биофака МГУ в Туркмению с научной экспедицией отправилась его сестра Татьяна, которая звала брата навестить ее. Трифонов и раньше бывал в Средней Азии. В 1942 году он находился в Ташкенте в эвакуации вместе с бабушкой и сестрой и окончил там школу. Ему хотелось оживить свои воспоминания.

Командированный Твардовским писатель отправился в Туркмению собирать материал для нового романа «Канал», впоследствии переименованного в «Утоление жажды». Он наблюдал строительство, посещал геологические экспедиции, работал специальным корреспондентом в газетах Ашхабада, переводил с подстрочников туркменских писателей. Позже он вспоминал: «Мотался по Каракумам на вездеходах, на верблюдах, на маленьких самолетиках, знакомился, узнавал, записывал».

Первые впечатления Трифонов оформлял в виде рассказов, которые собирался использовать в своем романе. Не задаваясь вопросами политической актуальности и композиции, он старался просто описывать ситуации и характеры. Уже в них наметились три тематических направления, из которых вырос будущий роман: производственное, историческое и автобиографическое. На этой стадии работы Трифонова, по-видимому, меньше всего интересовала производственная тема, которой был посвящен только один рассказ «Под солнцем» (1959). В нем была предвосхищена одна из линий романа – вполне банальный производственный конфликт между эгоистичным индивидуалистом (в романе им стал экскаваторщик Нагаев) и коллективом «сознательных» рабочих.

Историческая тема служила фоном многих сюжетов. Так, в рассказе «Песочные часы» (1959) автор вместе с журналистом туркменского радио Ачиловым искал захоронение древнего полководца Омара. Исторический фон располагал автора как в романе, так и в рассказах к философским размышлениям.

В том же рассказе «Песочные часы» пустыня, пустота, пространство навевали автору мысли о вечности. Казалось, что в пустыне Каракумы время замерло. В ней почти физически ощущались следы веков. Пустыня представлялась Трифонову большими песочными часами. Вечное движение песка было жизнью. Сам песок служил символом смерти.

Песок перетекал во время, а время в песок: «Когда идешь по бархану вниз, ноги погружаются в песок до щиколоток. Это похоже на ходьбу в воде. Тихо шуршит, струится белый песок, пластами сползая вниз. Мне кажется, что я погружаюсь в вечность, плыву в песке огромных песочных часов. Цивилизация и царства, орды завоевателей, народы бесчисленные, как песчинки, – все перемолото временем, все превратилось в тихо шуршащий, белый, безмолвный песок… От этих мыслей возникает исподтишка чувство приятного превосходства. Черт возьми, моя очередь еще не скоро!.. Шуршит и льется песок в песочных часах вечности, и мы не замечаем этого, как не замечаем, например, вращения земли. Но иногда бег времени становится поразительно ощутимым, и вдруг мы слышим его, как нашу кровь, стучащую в висках».

Автобиографические мотивы возникали в ситуациях, где герои в той или иной форме совершали предательство, как в рассказе «Дети доктора Гриши», напечатанный лишь в 1964 г. Он посвящен доктору, который бескорыстно остался в пустыне лечить больных, отказавшись от предложения переехать в город на лучшие условия.

В романе «Утоление жажды» подробно описаны как история создания рассказа, так и мытарства с его публикацией. Рассказ был отвергнут всеми журналами и радио, поскольку в нем упоминалось ашхабадское землетрясение 1948 года, истинный масштаб и число жертв которого в советское время тщательно замалчивались. Тогда Трифонов ввел рассказ в роман в качестве вставной новеллы. Правда, бдительная цензура заметила хитрость и попросила ее снять. В качестве компромисса осталось только описание рассказа, автором которого явился якобы главный герой, журналист Корышев. В туркменских рассказах впервые стало формироваться кредо Трифонова: в каждом человеке столько же плохого, сколько и хорошего.

Пока Трифонов собирал материал для романа, в стране произошли исторические изменения. После смерти Сталина XX съезд партии в 1956 году осудил культ личности, и началась знаменитая «оттепель». Твардовский, ставший одним из ее инициаторов, переключился на другие темы и на других авторов. Когда Трифонов принес свои рассказы в «Новый мир», который выписывал ему командировки в Туркмению, прием оказался весьма прохладным. Вместо ожидаемого динамичного романа на трудовую тему Трифонов представил статичные жанровые зарисовки с ориентальным колоритом и тонким психологизмом.

Хотя редактору Тамаре Габбе, известной своим литературным вкусом, туркменские рассказы Трифонова понравились, Твардовский отказался их печатать. Уязвленный и разочарованный, Трифонов отдал свои рассказы в «Знамя», где они и были напечатаны.

Когда роман «Утоление жажды» был готов, Трифонов также отдал его в журнал «Знамя», с которым уже до этого был подписан договор. Однако в отличие от рассказов роман проходил с трудом. Проявляя широту литературных вкусов и идейную терпимость, когда речь шла о малых формах, главный редактор Кожевников придирчиво следил за политической выдержанностью крупных произведений. К роману Трифонова он отнесся неоднозначно. Ему хотелось опубликовать его из-за важной производственной темы, но он угадывал в нем идеологически чуждые настроения. В какой-то момент Кожевников даже передумал его печатать, но потом поменял свою точку зрения и опубликовал, после того, как Трифонов переписал его четыре раза в течение трех месяцев.

Автор вспоминает, что в редакции «Знамени» «через десять фильтров процеживали дистиллированную воду». Замечания в первую очередь касались неуловимых идейных нюансов. Редакторы критиковали роман и за непоследовательность в разработке материала и отсутствие единства формы.

Роман начинается так: «Ехать было мучительно, мы сидели в трусах и в майках на мокрых от пота матрацах и обмахивались казенными вафельными полотенцами. Раскаленный воздух, набитый пылью и горечью, влетал в открытые окна…». Автор нашел для произведения поистине выстраданное название – «Утоление жажды». Но самого утоления не было – только неосуществимое стремление к нему. Невозможно уже было это бросить на полдороге. Роман был официально поддержан, выдвинут на премию, хотя она и не была присвоена.

Двухсерийный художественный фильм, отснятый по его роману в Ашхабаде, Трифонов смотрел в 1966 году после смерти жены с дочерью Олечкой и одним из своих близких друзей. В зальчике кроме них никого не было. На экране тянулась пустыня – экскаваторы, палатки, жара. И играл свою последнюю роль уже смертельно больной, неподражаемый артист Петр Алейников в тельняшке.

28 августа 1957 года, в свой день рождения, который Трифонов по случайности встречал в Каракумах, он написал горькие слова о том, что ему исполнилось 32 года и что прошло полжизни. Как будто предвидел, что умрет рано, хотя умер он еще раньше, не в 64, а в 55 лет:

– Никто не знал, что сегодня, в последнее воскресенье лета, мне исполнилось тридцать два. Прожита половина жизни. Странно: половина жизни, а ощущение такое, будто настоящего еще не было, главная жизнь впереди. Куда, собственно, я девал эти годы? Нет, настоящее было, но недолго, лет до одиннадцати, детство было настоящее. А потом все полетело кувырком: отрочество ни к черту, юность искалечена войной, а потом непрерывная борьба за то, чтобы быть человеком, несмотря ни на что. Всю жизнь я изо всех сил старался поправить непоправимое. И тысячи других занимались тем же самым. Пока вдруг не сломалось время – неожиданно, как ломается нож. Вот куда ушли эти годы: в ненастоящую жизнь. Но настоящее будет! Оно не может не быть! Оно придет, наверно, неслышно, как молодая трава, и мы даже не догадаемся сразу, что вот оно – здесь. А оно будет здесь. И уже кому-то другому, кто будет моложе нас, оно покажется недостаточно настоящим.

Роман «Утоление жажды» был наконец напечатан. Критика и публика восприняли его довольно сдержанно. Он был «и нашим, и вашим». Как часто бывало в таких случаях, ни одна из сторон не осталась полностью удовлетворенной. Это был первый роман о туркменском канале, но написанный не туркменом. Автор хоть и понимал пустыню, но воспринимал ее слишком отстраненно. Он добросовестно описывал строительство и судьбы рабочих, но темой проникся не до конца. Некоторые персонажи имели чисто условный характер. Много было написано о Москве и москвичах, но при чем тут тогда Туркмения? Было восхищение грандиозной стройкой социализма, но и пессимизма хватало с избытком. Роману недоставало цельности.

Тем не менее, о Трифонове вновь заговорили, так как он привлек внимание книгой на важную тему. После долгой паузы, спортивных очерков и небольших рассказов он снова заявил о себе в большой форме с множеством персонажей и сложной композицией. После публикации сначала в журнале «Знамя», а затем в издательстве «Советский писатель», последовали театральные постановки.

Трифонов ценил свои произведения азиатского цикла и неизменно включал их в новые издания наряду со знаменитыми «московскими повестями». Туркмения много дала Трифонову. Отдаленность от Москвы способствовала свободному выражению мысли без постоянной оглядки на цензуру. Дистанция извиняла проявление нелояльности, которая порою прочитывалась у него между строк. Всегда можно было сослаться на то, что отрицательные эмоции были навеяны непривычной обстановкой.

Он далее развил свою иносказательную манеру, проникся восточным фатализмом и обогатил свой язык такими парадоксальными сопоставлениями, как: «Это было как снег на голову каракумским летом».

Свою юношескую страсть к туркменской пустыне он сравнил с любовью к женщине. Нельзя было отказаться от собственных увлечений, надежд, заблуждений. Тут он был тверд.

Если бы роман «Утоление жажды» появился на несколько лет раньше, его судьба и, вероятно, судьба самого Трифонова сложились бы иначе. Сразу после ХХ съезда резонанс был бы другим. Та правда, которую нес роман, и та форма, в которую он был облечен, полностью соответствовали духу конца пятидесятых годов. Но в 1963-м роман, по большому счету, опоздал. Не очень помогло и с трудом найденное название, ассоциирующееся и с орошением пустыни, и с идущей на убыль «оттепелью», утолявшей жажду правды. «Жажду» самого Трифонова – искреннего творчества и адекватного признания публикой – роман не утолял.

Спустя 20 лет, в 1980 году, по предложению Генриха Белля Трифонов был выдвинут на соискание Нобелевской премии. Шансы были весьма велики, но смерть писателя в марте 1981 перечеркнула их.

26 марта ему была сделана операция – удалена почка. 28 марта, в ожидании обхода Трифонов побрился, поел и взял «Литературную газету» за 25 марта, где было опубликовано интервью с ним. В этот момент оторвался тромб, и Трифонов мгновенно скончался от тромбоэмболии легкого.