Багруша

Когда отец наденет ордена

Подробности

Создано 08.05.2015 14:36

Автор: Владимир Багров

Просмотров: 3721

Он всегда в этот священный день надевал все свои награды: и военные, и мирные. Надевал порою на простой пиджак. Роскоши, лоска, излишней праздности отец не любил. Надевал и уходил на торжественное мероприятие по случаю Дня Победы чаще всего в обкоме партии. Приходил утомленный официозом, но радостный, если встречал очень близкого ему ветерана. Таким он и прожил свою жизнь – простым русским солдатом, таким и запомнился Багров Петр Ефимович.

Самым большим потрясением в детстве был для меня момент, когда я увидел на левом плече отца памятный след войны – глубокий шрам. Заметив мой взгляд, отец взял мою руку и приложил к плечу. «Не бойся!», – сказал он. – ты можешь ИХ потрогать».

И я ощутил пальцами несколько жестких горошин. От неожиданности даже испугался, что прикасаясь к ним причиню боль отцу. Но его лицо было спокойно. Он даже слегка улыбнулся, подбадривая. И крепче сжал мои пальцы.

Я снова ощутил ИХ – осколки немецкого снаряда, которые несли смерть моему отцу. Один метил в сердце, но его остановил гвардейский значок на груди...

Отец выжил, а через два года после войны родился я.

\

На днях случайно зашел на сайт Минобороны России и решил проверить, что хранится в архивах о моем отце.

То, что я нашел, поразило в самое сердце. На клочке пожелтевшей бумаги сохранился приказ о награждении отца боевой наградой –  и основание для награды – его ранение. Есть точное место его ранения, указана часть, в составе которой он шел в последний в этой войне бой (так как после ранения война для него закончилась). 

 

Когда отец наденет ордена
(стихи)

 

Владимир Багров

Когда отец наденет ордена,
Что заслужил в боях когда-то,
Бывалой выправкой солдата
Гордится может вся страна.
Пускай морщины у отца,
И седина,
как снег,
не тает.
Улыбка прежняя,
святая,
Как орден жизни
для лица.
И вспомнит он
про первый «Фердинанд»,
В упор стрелял в него из танка.
Неузнаваема осанка,
Когда отец наденет ордена.
Медалей звон,
их яркий пересвет,
Рассказ о подвиге комбата,
И я,
застывший виновато,
После войны
родившийся на свет.
Что ж, не судьба –
так жизнь заведена.
Застынет сын,
как я когда-то,
Над фотографией солдата,
Надевшего на праздник ордена.

 * * *

Я видел «крупповский металл» -
Кусок коричневого цвета,
Похожий внешне на конфету,
Но несший
смерти эстафету,
Ту,
что отец мой не принял.
Покрытый ржавчиной,
лежал
Он на развернутой тряпице,
Для нас отлитый за границей,
Чтоб крови русской
всласть напиться
Мог тот,
кому отец мешал.
Они на миг тогда сошлись:
Танкист-гвардеец
и осколок,
Как миг порой
бывает долог,
Когда ему ценою – жизнь.

Отец рассказывал, что каждый раз после боя проверял состояние танка. Однажды он насчитал в броне 11 прожогов – следы работы фаустников. 

      * * *

Все меньше вас
в когорте,
ветераны.
Вас выбили
и пули,
и года.
Седых осталась горстка
и упрямых,
Но правду знающих
про грозное ТОГДА.
Ее вы нам,
как есть,
всю донесите.
Она,
как хлеб нам –
эта ваша боль.
Россия сорок первого
вам снится –
Успейте к ней
сводить нас за собой.
Чтобы и мы
успели правду вашу
В бою,
как знамя жизни,
уберечь,
Взглянуть смогли
в глаза
всем тем
отставшим,
За нас успевшим
в землю нашу лечь.

       * * *

Три дня,
три долгих ночи
Товарищ на броне;
От окрика не вскочит,
Лежит при артогне;
В атаку
ходит с нами,
Но только кончен бой
Он снова в плащ-палатку
Завернут с головой.
Молчит три дня,
три ночи
Товарищ боевой
Убитым быть не хочет
Проклятою войной.

Из рассказов отца: погибших танкистов по несколько дней возили на броне, не имея возможности предать земле. 

          * * * 

Отец мой не играет
на гармони,
Лет сорок пять,
от самой от войны.
Не от того,
что пальцы и ладони
Трудом нелегким
так огрублены.
Не от того,
что времени так мало,
Нашел бы,
если очень захотел.
Не меньше в нем
духовного запала,
Хотя к чему-то,
может, охладел.
Не потому,
что хуже стал он слышать
И мне порой
приходиться кричать.
Не от того,
что все труднее дышит
И букв уже не может различать.
Все это поборол бы,
я же знаю,
Как может
и умеет он решать,
Но как сыграть,
когда еще в сознанье
С войной
соприкасается душа?

 

Похоронка

И как-то тихо стало в классе,
Когда в руках ее несли.
Как будто бы снаряд фугасный,
Неразорвавшийся с войны.
Еще хранил листок помятый
Следы расплывшихся чернил.
Из глубины души поднятый
В нас больно колокол звонил.
Плыла меж нас 
беда чужая,
Чужая,
давняя беда.
Непоправимостью сближая
На миг,
надолго,
навсегда.
Воспринимая день Вчерашний
С несвойственною глубиной
Неслышно,
но сознанье наше
Срослось с окопной тишиной.

 

Такая правда о войне

... А он расстреливал пехоту,
Ничком лежавшую лощине;
Вершил кровавую охоту
Фашистский ас –
стервятник в чине.
И ни зенитки под рукою,
Ни счетверенных пулеметов
Перед жестокостью такою!
Три танка –
взвод в охват пригорка –
Танкисты в них
начальство крыли:
– Свои ведь гибнут!
Видеть горько...
Перед атакой не прикрыли!
Ревя мотором
двинул тихо
Один из танков
вверх по склону,
Из безнадежности есть выход,
Когда в крови пехота тонет.
Фашистский ас еще «работал» –
Гашетку жал,
что было силы.
От пуль свинцовых гибла рота,
Так Смерть на фронте
Жизнь косила.
Но танк готовился недолго.
Был бронебойный в пушку вбит;
И лейтенанта голос:
– Волга!
Я атакую
«Мессершмит?!»
Шарахнул первым,
правда, мимо:
Не знал он в танковом строю,
Что гусеничная машина
С крылатой встретится в бою...
Второй, осколочный –
и тоже
Вбил в синеву,
как в «молоко»,
Но лейтенант тот верил –
МОЖНО
В «Европу» так рубить окно.
Волною третьего разрыва
Швырнуло «Мессер» на крыло.
Был «зуб» больной
у неба вырван –
Считай, пехоте повезло.
И тишина на поле боя
Пришла...
такая тишина,
Что, люк подняв над головою,
Взахлеб дышал ей лейтенант...
Зайдя на бреющем
с востока,
Свинцом по люку,
по броне,
Танкисту мстил
фашист жестоко...
Такая правда о войне.

Этим танкистом был мой отец – Багров Петр Ефимович. В звании старшего лейтенанта он командовал взводом танков 8-го гвардейского тяжелого танкового полка 19-го танкового корпуса из резерва Верховного главнокомандования. Необычная фронтовая дуэль произошла в полосе боев 2-го Прибалтийского фронта. 23 февраля 1945 года отец был тяжело ранен, и, к счастью, остался жив.

 

Багров Петр Ефимович (10.01.1910 – 9.11.1993)